Когда мне исполнилось семнадцать, я пошла работать санитаркой в районную больницу нашего маленького городка. Здание было небольшим - всего три этажа. В нем были отделения терапии, хирургии, гинекологии и детское отделение. Я устроилась в хирургию и по совместительству в гинекологию, так как они располагались на одном этаже. Работа была нехитрая - мытье полов, вынос суден и уток и перестилание постелей больных.

Мы устроились вместе со школьной подругой, так как решили поступать в медицинский институт.Дежурили сутки через двое и нас все устраивало.

Отделение блестело чистотой и уютом. Мыли попутно и абортарий.

Однажды заступив в ночное дежурство и перемыв к полночи все что можно было, мы сели пить чай в сестринской. И я услышала разговор нашего гинеколога Нины Леонидовны с медсестрой.

Тема меня заинтересовала и уши стали "как у слона".

А говорили они о том, что пришлось прерывать беременность на шести месяцах у одной пьющей мамы.

У этой мамаши оказывается было уже четверо детей и все от разных мужчин ( часто встречающийся случай в России). Естественно, что пятый ребенок ей был не нужен. К тому же Нина Леонидовна сказала, что он не жилец и у него какие - то дефекты. Какие именно,я не расслышала, потому что говорили они вполголоса и в соседней комнате.

Дверь была открыта.

Помню, что медсестра спросила ее, куда ребенка дели. А она ответила : "Так там в абортарии и лежит на тумбочке. Не жилец он. Куда же его!".

Вся кровь бросилась мне в голову. Я еле дождалась, пока они разошлись и ринулась в абортарий.

А не тут- то было. Закрыто! И ключ наверное у нее- подумала я.И тут вспомнила, что в это помещение есть вторая дверь - из ординаторской хирургов. Я лихорадочно соображала, что скажу дежурному хирургу, зачем мне нужно в абортарий. А ноги сами несли уже туда. Мысли путались, сердце колотилось как бешеное!

В ординаторской никого не было.

"Слава Богу- подумала я- наверное курить пошел" и устремилась в комнату.

На тумбочке лежал на холодной клеенке маленький серый, вернее даже синий комочек, совсем голенький и беспомощный. У него не было даже сил пискнуть. Но он пытался шевелиться.

В комнате было очень холодно. На дворе стояла поздняя осень и форточка была открыта настежь!

Я метнулась в поисках какой-то простыни или пеленки! Нет ничего! Только кресло и инструменты!

-"Да что же это за хрень такая!"- разозлилась я. Что делать то!

Я выбежала назад в ординаторскую уже не думая о том, что кого - то там встречу. Мне стало глубоко наплевать. Перерыла весь шкаф, взяла подушку, одеяло и опять к малышу.

Аккуратно уложила его на одеяло и на подушку, завернула, как умела и стала согревать его своим дыханием.

Носик его был холодный, как лед, но он был жив! Мои мысли путались. Я лихорадочно искала выход! Нужно же накормить! Сколько он уже здесь лежит голодный и холодный! И тут я вспомнила, что в палате лежит одна мамочка у которой мертворожденный. Может быть у нее есть молоко?

Не раздумывая с малышом на руках я опрометью бросилась в палату, включила свет и заорала:"У кого тут молоко есть?".

Все шестеро подпрыгнули на кроватях, как ужаленные.

Как я и предполагала, молоко было у одной. Но она наотрез отказалась кормить ребенка. Наотрез! У нее видите ли стресс и молоко пропало.

Я аккуратно положила малыша на кровать, закрыла дверь, навалилась на мамашу и сомкнула пальцы на ее горле.

-"Корми или..".У меня вдруг образовалось столько силы, что толстая шея мамаши показалась мне цыплячьей шейкой.Вопрос был решен.

Одна из пациенток встала у двери.

И все бы ничего, но малыш не брал грудь.

-"Вот видишь дура сумасшедшая, он сам не хочет сосать" - начала было мамаша, но осеклась.

Я сидела на кровати и просто ревела взахлеб. Все наперебой принялись меня успокаивать и тут малыш хрипло пискнул и стал сосать. Все притихли.

Услышав шаги в коридоре, выключили свет в палате, а я легла на пол между кроватями.

В дверь заглянула Нина Леонидовна, постояла прислушиваясь и ушла.

-"И куда ты его теперь?" - спросила кормящая.

Я молчала. А действительно, куда?

Но я недолго думала. В три часа ночи я пришла с ним домой. Мама была в шоке. Она быстро оделась и мы повезли его в родильный дом. Не стану описывать все подробности, но освободились мы только утром и на милицейском "УАЗике" приехали назад.

Малыш остался в роддоме.

А на работе меня потеряли. Но что самое интересное - ни слова о малыше. Словно его и не было.

Нина Леонидовна уже сменилась и ушла домой, а потом в отпуск и никто про малыша не знал, кроме его матери, меня, моей мамы и шестой палаты.

Мать его я нашла быстро, в соседней палате. Ее фамилия Трубецкая совсем не соответствовала тому, что я увидела- спившееся с потухшим взором существо.

Злость моя мигом улетучилась и мне ее стало жалко. Что с нее взять! Все мои мысли были о малыше.

Я стала приходить в роддом почти каждый день. Но на все мои просьбы увидеть малыша отвечали отказом. Тогда я устроилась туда на полставки санитаркой.И могла с ним встречаться.

Он был совсем хилым. Но боролся!До самой весны я приходила к нему. Меня возмущало то, что у него до сих пор нет имени а только номер.

Однажды моя мама решила пойти со мной, как взрослый человек с малолеткой.

Встретили нас холодно. Сказали, что мальчика переводят в дом малютки, так как не могут больше его здесь держать.Его мать отказную не написала.

Мама долго беседовала с заведующей в кабинете и когда мы пошли домой сказала мне, что мальчика оформят под фамилией Трубецкой. Имя ему дали Константин.

Наступила пора сдачи экзаменов в институт и я уехала. Трижды поступала и трижды не набрала необходимый балл. Возвращалась на свою работу санитаркой.

Все эти три года подрабатывала и в доме малютки, где жил теперь Константин.

У него была гипоплазия тазобедренного сустава. Это я потом, уже будучи студенткой поняла. И я после мытья полов делала ему массаж ножек. Прочитала на этот счет много литературы. Учила его ходить. Приносила ему игрушки.

Мальчик был тихий и задумчивый. Больше всего мне нравились его синие глаза и светлые вьющиеся волосы. Увидев меня, входящую в коридор с улицы он радостно ковылял мне навстречу.

Но я поступила наконец - то в институт и уехала.

Приезжала к нему на каждые каникулы, в том числе и в детский дом, куда его перевели.

Когда Константину исполнилось пять лет, его усыновила семья педагогов. Я хорошо знала приемную маму Константина, учительницу математики и немного успокоилась, понимая, что ребенок попал в хорошую семью.

Пока училась в институте, приезжала к ним в гости. А окончив его, уехала на Дальний Восток.

И только в 1995 году на защите кандидатской диссертации в Томске встретила моего малыша. Ему уже было 19 лет и он учился в моем родном институте.

После защиты ко мне подошел высокий молодой человек с синими как море глазами и вьющимися золотистыми волосами. Взяв меня робко за руку сказал : "Здравствуй , мама!".